«ВИКА-БАЛЕРИНА»
(рассказ-победитель)
«...Ничего не страшно, все ясно, все
чудесно, все предусмотрено, всё — ведется...
и всё — так надо…»
Иван Шмелёв.
«Куликово Поле»
— Тётя Ена, я хочу ш Вами оштаться...
Из голубых Васиных глаз слёзы катились огромными стеклянными бусинками. «Тётя Лена», которая сама была готова вот-вот зареветь, не могла в это поверить. Как! Вася, этот невероятный «патриот» собственной семьи, готов остаться с ней и оставить своих любимых папочку и мамочку?! Отец Николай, муж её сестры, неудоумённо посмотрел на сына — такого он не ожидал услышать. Он приехал в Москву на несколько дней по делам и, уступив просьбам Елены и её мужа, прихватил с собой четырёхлетнего Васю. До отхода поезда оставалось минут десять. Мимо пробегали опаздывающие пассажиры, катились тележки, и ровным счётом никому не было дела до маленького заплаканного мальчика.
— Васенька, ведь ты так просил маму о братике, неужели ты допустишь, чтобы он родился без тебя, ведь он должен вот-вот появиться... И потом, ты же сам говорил, что скоро весна, и вы с папой должны выстругать меч...
— ...И лук ша штрелами... — Вася на минутку оживился.
У тёти Лены немножко отлегло от сердца. «Ну вот, кажется успокоился», — облегчённо вздохнула она, но через секунду опять услышала:
— Тётя Ена, я хочу ш вами оштаться... — прошептал он, обнимая её за шею маленькими крепкими ручками, и пряча лицо в складках её пальто.
Глядя на его беленькую головку, Лена вдруг вспомнила его маму, любимую сестру, которая всё ещё оставалась для неё ребёнком.
«Интересно, сколько ещё лет должно пройти, прежде чем я начну относиться к ней как к взрослому человеку?» — подумала она.
* * *
Лене было 8 с половиной лет, когда ей сообщили невероятную новость — у тебя родилась сестричка! Склонная к унынию и депрессии с самого детства, Лена вдруг испытала ни с чем не сравнимую радость при этом известии. Очень похожую радость она испытала много лет спустя, когда пришла к вере. Но до этого было ещё очень далеко, а пока, младшая сестра на много лет стала самым ярким и значимым событием её жизни. Ей нравилось всё в ней — беленькие кудряшки, кроткий нрав, умение не шкодить и не причинять окружающим никаких беспокойств — словом, всё то, что у самой Лены напрочь отсутствовало. Мама с папой так устали от бесконечных «приключений» старшей дочери, что рождение «маленького ангела» было весьма кстати.
Вика (так, после долгого семейного совета было решено назвать «маленького ангела») примерно с пяти лет начала подавать большие балетные надежды. Она как-то умудрялась становиться на большие пальцы ног и часами расхаживать по комнатам, делая при этом невероятные выкрутасы руками и давая понять всем присутствующим, что меньше, чем на Плисецкую, она не согласна. Все друзья и знакомые так её и прозвали — «Вика-балерина».
По этой ли причине, или по какой-то другой, но после третьего класса её отдали в балетное училище, где обнаружились её, действительно, недюжинные балетные способности.
«Да...я бы так ни за что не смогла» — думала Лена, глядя на то, как сестра изнуряет себя невероятными физическими нагрузками и нечеловеческой диетой. Но балет, который стал для Вики чем-то вроде идола и смыслом жизни, требовал всё большей и большей отдачи, и на меньшие жертвы не соглашался.
Занятия балетом не оставляли времени ни на что другое и Лена, лишенная возможности проводить с сестрой время как раньше, чувствовала себя опять покинутой и ненужной. Единственная возможность пообщаться была по дороге в училище и обратно, куда Лена водила маленькую сестру с самого первого дня. А тут ещё появилась подружка, с которой Вика не расставалась ни на минуту, и которая часто оставалась у них ночевать или забирала Вику к себе.
Удивительно, но несмотря на почти девятилетнюю разницу в возрасте, Вика вызывала в Лене (да и не только в ней, а и в родителях тоже) чувство глубокого уважения. Да-да, так уважают только взрослых и достойных людей. Была в ней какая-то собранность, обязательность, не по годам серьёзное отношение ко всему. Может быть поэтому, когда маленькая Вика принесла из дома (как выяснилось, верующей) подружки Евангелие и две иконки и с невозмутимым видом принялась Его штудировать, домашние отнеслись к этому с пониманием и (что особенно невероятно!) без иронии. Такое событие в семье двух (хотя и не «идейных») коммунистов в начале 80-х годов выглядело более чем странным.
Лена к появлению Евангелия осталась равнодушной, но на иконки время от времени поглядывала и просила чего-нибудь для себя. Потом она привыкла обращаться к кому-то абстрактному, и даже заметила, что если очень сильно «взмолиться» (например, на экзамене), то этот кто-то очень даже помогает и всё получается как надо.
Шли годы. В стране произошла «перестройка». Стало «можно» свободно ходить в храмы и молиться, но ни Лена, ни её сестра не спешили воспользоваться этой возможностью. Для них всё ещё оставался открытым вопрос «зачем?!»
Из «маленького ангелочка» Вика постепенно превратилась в стройную симпатичную девушку, на которую стали оглядываться мальчишки. Но её единственной любовью по-прежнему оставался балет. Тут было не до кавалеров.
«Религиозные» увлечения остались в далёком детстве, а без упорства и здоровой доли честолюбия, как она понимала, в балете делать было нечего. Ну не танцевать же всю жизнь «пятым лебедем в третьем ряду», в самом деле!
Лена, напротив, после неудавшегося поиска «вечного праздника жизни» и сползания в беспросветное уныние, — всерьёз стала задумываться для чего же она всё-таки живёт.
Однажды ноги сами понесли её на исповедь в храм, в котором её когда-то в младенчестве крестили. Зачем она это делает и что будет говорить на этой самой исповеди, Лена понятия не имела. Просто чувствовала, что не сделать этого она уже не могла. Встав в длинную очередь исповедников, Лена с ужасом ожидала, когда подойдёт её черёд. Батюшка выглядел очень строгим, толстые стёкла его огромных очков, казалось, «сканировали» её насквозь. Видимо, поняв с кем имеет дело, батюшка сходу начал задавать вопросы, от которых у Лены просто перехватило дыхание. Как мог он знать её грехи?! Как мог он знать о чём так боялась она рассказать незнакомому человеку?! И вдруг, горячие слёзы стыда и благодарности кому-то неудержимо хлынули из её глаз и она почувствовала, что всё уже не будет так, как прежде, что что-то новое появилось в её жизни и больше никуда не уйдёт...
Вскоре после этого события Лена преехала жить и работать в Москву. Будучи дочерью военного и проведя большую часть жизни в переездах, Лена не была привязана ни к одному городу, за исключением, может быть, Баку, где прошло её детство. Даже родной Киев, где жили все родственники, не вызывал у неё особых эмоций. Но в первые же после переезда дни её не покидало чувство, что после долгих странствий она наконец-то вернулась...домой!
Москва дарила радость узнавания и ощущение сопричастности чему-то родному, давно забытому и вернувшемуся вновь из детства. Через полгода Лена окончательно воцерковилась, появились новые верующие друзья, духовник о.Владимир. Он восстанавливал старинный храм в Подмосковье и каждые выходные Лена проводила в новой общине. Вскоре ей даже позволили «подпевать» на клиросе...
* * *
Когда Вика была на предпоследнем курсе, по балетному училищу пронёсся слух. «К нам приехал руководитель французской молодёжной балетной труппы и ему нужна девочка из старших классов!» — пробежало по залам и аудиториям.
«Ну-у...Это не про меня», — подумала Вика. «Он, наверное, «звезду» ищет».
Кое-как разогревшись, она проследовала на урок по классике. Урок, во время которого маленький смуглый француз внимательно изучал глазами класс, прошел как обычно. Что происходило в это время в его французской голове так и осталось для окружающих великой загадкой, но только после урока он ткнул пальцем в Вику и сказал — «Вот эта».
Это предложение прозвучало для Вики и всех домашних как гром среди ясного неба. С одной стороны — контракт на полтора года, хорошая зарплата, жизнь в Париже и всё такое, с другой — как отпустить 17-летнюю девочку одну, неизвестно с кем, на целый год? Но после недолгих колебаний было решено, что такой шанс предоставляется только раз в жизни, и было бы просто глупо им не воспользоваться.
Взяв академический отпуск и оформив все необходимые документы, Вика отправилась «покорять Европу»...
Новая жизнь принесла новые радости и новые впечатления. Самым большим из них было поселение в небольшую квартиру, которая оказалась в десяти минутах ходьбы от знаменитого Нотр-Дама.
Как выяснилось, в труппе были собраны ребята из разных стран — Канады, Польши, Франции, Японии и даже Кубы. Все они были довольно талантливы и Вика сразу почувствовала, что ей небходимо подтянуть профессиональную планку, чтобы «соответствовать». Через четыре месяца работы она стала довольно сносно изъясняться по-французски (т.к. французы упорно делали вид, что не понимают ни слова по-английски).
Ей было интересно осваивать новые, не классические формы танца. Через несколько месяцев изнуряющих репетиций у труппы сформировалась довольно интересная программа, с которой они объездили, без преувеличения, пол-мира. Германия, Китай, Аргентина, Гон-Конг, Карибские острова, не говоря уже о престижных сценах в самой Франции.
Самой близкой подругой стала девочка-полька, родственная славянская душа, вместе с Викой скорбящая о развале Союза и старых «спокойных» временах.
Вика довольно часто писала домой. Её письма вызывали в Лене двоякое чувство — с одной стороны было очевидно, что сестра занимается любимым делом и живёт интересной жизнью, с другой — слишком явно прослеживалась безотчётная тоска и душевный (или духовный?!) конфликт.
Особенно тронуло письмо, где Вика описывала как провела Пасху в церкви на старом русском кладбище, среди «антикварных», ещё тех, русских старичков и старушек, благоговейно внимающих церковному пению.
Несколько раз Вика приезжала домой на каникулы, да и Лене удалось однажды проведать её в Париже между гастролями. Но что-то разладилось между сёстрами. Лена стала замечать, что в Вике появились новые, какие-то «западные», несвойственые ей, черточки характера. Видимо это мучило и саму Вику, потому что она становилась всё более нервной и замкнутой. Общих интересов и тем для разговоров становилось всё меньше. Ленин неофитский пыл, с которым она пыталась донести до сестры Благую Весть, вызывал обратную реакцию и даже раздражение.
«Видимо, в самом скором времени пути наши оканчательно разойдутся», — с тоской думала Лена, глядя на сестру.
Но у Господа, как оказалось, действительно на всё свои «времена и сроки»... Вышел срок и Викиному контракту.
Нужно было или продлевать его, или возвращаться домой, чтобы закончить училище и получить диплом.
Очень не хотелось расставаться с новыми друзьями и парижской жизнью. Но здравый смысл, к счастью, победил, и было решено, что лучше всё же синица в руке, чем журавль в небе...
Отстав от своего старого класса на год, Вике пришлось заканчивать учёбу с новыми однокурсниками.
Первые месяцы после возвращения были настолько тяжёлыми, что она стала впадать в уныние. Может быть поэтому, когда мама (к тому времени воцерковившаяся) предложила пойти с ней в воскресенье на службу в соседний монастырь, Вика, неожиданно для себя самой, с радостью согласилась.
Казалось, что служба будет длиться вечно... Смысл происходящего был непонятен и Вика несколько раз выходила из переполненного храма «вдохнуть свежего воздуха». Как бы там ни было, но после исповеди у молодого священника она явно почувствовала себя гораздо лучше. А вскоре, посещение монастырских служб стало приносить такое душевное облегчение, что Вика даже перестала тяготиться их длительностью.
Имея возможность читать духовную литературу, которую старшая сестра присылала из Москвы, Вика постепенно начала открывать для себя новый мир. Как же отличался он от того мира, которым она себя окружила, и которому с детства посвятила все свои физические и душевные силы!
Сознание полного несоответствия того, чем она занималась, Евангельской Правде, всё больше тревожило её совесть. «Искусство Иродиады» (так Вика окрестила про себя свою профессию) стало приносить всё меньше удовлетворения.
Год учёбы прошел незаметно, и после пышного выпускного вечера в Оперном театре, Вика получила направление на конкурс в Варну, после которого нужно было окончательно определяться с «рабочим местом».
— Батюшка, что же мне делать? — робко спросила Вика у своего духовника на очередной исповеди. — Неужели идти работать в театр по распределению? И что делать с этим конкурсом в Варне?
— В театр тебе ни в коем случае нельзя. И вообще, Виктория, у меня насчёт тебя свои планы...
— Какие планы, батюшка? — Вика испуганно посмотрела на о.Николая. — Только не отправляйте меня, пожалуйста , в монастырь!
— Ну, в монастырь тебе, пожалуй, рановато — усмехнулся о.Николай — Но есть у меня один знакомый семинарист, который скоро заканчивает семинарию и ищет спутницу жизни...
Такого «предложения» Вика представить себе не могла.
— Я — «матушка»?!!!
— А почему нет? — о.Николай невозмутимо улыбался.
— Не знаю...— Вике вдруг показалось, что всё это происходит не с ней. — Только обещайте, что не будете меня заставлять, если он мне не понравится.
— Нет, никто тебя заставлять не собирается.
Недели через две после этого разговора случилось невероятное. Во время репетиции, на ровном месте Вика подвернула ногу. Повреждение оказалось настолько серьёзным, что о конкурсе в Варне можно было забыть.
«Ну что ж, может мне действительно суждено стать матушкой?» — не без горькой иронии подумала Вика.
Вскоре состоялись «смотрины». Погожим летним днём о.Николай привёл в их дом своего тёзку — семинариста Колю.
Начитавшись духовных книг и насмотревшись картинок, Вика почему-то ожидала увидеть благообразного юношу с окладистой бородой. Но «жених» оказался весьма непримечательным — невысокого роста, безбородый, и даже безусый.
«Вот э-тот...» — разочарованно протянула про себя Вика.
«Вот э-та... — также подумал про себя Коля. — «Словно палку проглотила. Надо же, какая гордая осанка. Нет, эта вряд ли станет когда-нибудь матушкой».
На том и порешили. В театр Вика работать всё-таки не пошла, а стала подрабатывать экскурсоводом в Лавре. Здесь и пригодилось знание двух иностранных языков. Быстро освоив необходимую литературу, уже через месяц Вика бойко водила обалдевших иностранцев по пещерам. Они никак не могли поверить, что мощи преподобных отцов никто не бальзамирует и всё выспрашивали у Вики «секрет» их сохранности.
Так как семинария находилась на территории Лавры, то Вика часто стала встречать Колю. Они обычно очень доброжелательно приветствовали друг друга, обменивались несколькими словами, шутили (часто по поводу своих неудавшихся смотрин), и очень скоро Вика стала замечать , что встречи их становятся всё менее «случайными». Несколько раз Коля подвёз Вику домой на своём стареньком «запорожце», потом вдруг предложил съездить в лес за грибами, словом, через какое-то время они по-настоящему подружились.
— А знаешь, Коля очень интересный собеседник, он мне столько всего рассказал, — сказала Вика однажды приехавшей в отпуск сестре. — А завтра опять предложил поехать в лес за грибами...
Лена ничего не ответила, только загадочно улыбнулась. Она уже давно чувствовала, что просто так эта «грибная эпопея» не кончится.
* * *
— Ты что, Коля, с ума сошёл? Канонов не знаешь? Какая балерина? — о.Михаил, потомственный священник, прошедший всю войну, не ожидал услышать от своего духовного чада такого вопроса. — А если тебя в деревню пошлют служить, что она будет там делать?
— Батюшка, ну Вы хоть взгляните на неё. Она здесь, за дверью, — уже без всякой надежды на разрешение жениться пробормотал Коля.
— Ну давай... — нехотя протянул о.Михаил.
Каким образом удалось Вике очаровать строгого о.Михаила неизвестно, но только через месяц после этого разговора эти два «победителя» — раба Божья Ника и раб Божий Николай — обвенчались.
А спустя три месяца после венчания сестры, Лена тоже вышла замуж за выпускника духовной академии, который был свидетелем на свадьбе со стороны жениха.
* * *
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
О. Николая, действительно, назначили настоятелем храма в небольшом посёлке под Киевом. Да ещё поручили духовное окормление нескольких тюрем.
Балетная закалка и привычка к физическим нагрузкам очень пригодились матушке Нике на новом месте. Ведь на плечах большое хозяйство — частный дом, огород, дети. За неполных семь лет брака Господь дал им пятерых деток — погодок.
Все балетные подружки по училищу долго не могли успокоиться, и до сих пор приезжают посмотреть на это «чудо».
— Вика, ну признайся, ну неужели ни чуточки не жалеешь, что всё бросила и уехала в эту глушь, — часто спрашивают они.
— Не-а, ни чуточки. А вот вас я от души жалею, бедные вы, бедные, — вздыхает Вика.
А Лена стала замечать, что, чем больше у сестры рождается детей, тем... моложе она становится! Когда ходила беременной третьим ребёнком — выглядела лет на пятнадцать, даже как-то неудобно становилось под недоуменными взглядами окружающих. А когда носила пятого — был такой курьёзный случай. Лена с мужем провожали беременную Вику.
— Вы, смотрите, берегите девушку — она мать-героиня, — серьёзно сказал Ленин муж проводнице, подсаживая Вику в вагон.
— Ой, так я Вам и поверила, — хихикнула она. — Это ж которого она ждёт — второго?
— Нет, пятого — невозмутимо ответил муж.
Никогда Лена не забудет выражения лица этой проводницы.
— Нет, Вы пра-авду скажи-и-те, — поезд уже тронулся, а проводница всё кричала, стоя на подножке.
Пришлось мужу осенить себя крестным знамением, а то бы она, наверное, выпала из вагона.
Но несмотря на столь юную внешность, в Вике появилась какая-то удивительная мудрость. Словно не было всех этих «балетных» лет, и из маленькой серьёзной девочки она сразу превратилась в «матушку».
А Лена каждый раз вздрагивает, когда её маленькие племянники называют сестру «мамой», ведь в своих снах она до сих пор видит её маленькой девочкой с беленькими кудряшками, расхаживающей на пуантах...
Елена Коломенская, г.Москва
